Красношейка

Красношейка
Это было в то время, когда Бог творил мир, когда он создавал не только небо и землю, но также всех животных и все растения и тут же нарекал им имена.

Много рассказов сохранилось о том времени, и если б все они были нам известны, мы получили бы объяснение всего того на свете, что теперь не можем понять.

Однажды, когда Господь Бог сидел в раю и окрашивал птичек, у него кончились все краски, так что щегленок остался бы неокрашенным, если б Господь не вытер об его перышки все свои кисти.

И тогда же осел получил свои длинные уши за то, что никак не мог запомнить, какое ему было дано имя. Он забывал его, как только делал несколько шагов по райским лугам, и три раза возвращался и спрашивал, как же его зовут. Наконец, Господь Бог, потеряв терпенье, взял его за уши и сказал: - Осел твое имя, осел, осел!

И, говоря это, он тянул его за уши для того, чтобы он лучше слышал и запомнил свое имя.

И в тот же самый день была наказана пчела. Как только Бог создал пчелу, она тотчас же начала собирать мед, а животные и люди, услышав, как он сладко пахнет, стали подходить, чтобы попробовать его. Но пчела хотела все сохранить для себя одной и стала отгонять прочь своим ядовитым жалом всех, приближавшихся к ее сотам. Господь Бог увидел это, позвал к себе пчелу и сказал ей: "Ты получила от меня дар собирать мед, самую сладкую вещь в мире, но я не давал тебе права быть жестокосердной к твоим ближним. Помни же, что как только ты ужалишь кого - нибудь, кто захочет отведать твоего меду, ты умрешь!"

Тогда же и сверчок ослеп, и муравей потерял свои крылья. Много чудесного произошло в этот день!

Господь, великий и милостивый, весь день творил и призывал к жизни различные создания, и под вечер ему пришла мысль создать маленькую серую птичку.

- Помни, что твое имя Красношейка! - сказал Господь птичке, создав ее. Он посадил ее на ладонь и она улетела.

Птичка полетала крутом, полюбовалась прекрасной землей, на которой ей суждено было жить, и ей захотелось взглянуть и на себя. Тогда она увидела, что вся серенькая и что шейка у нее тоже серая. Красношейка поворачивалась во все стороны и смотрела на свое отражение в воде, но не могла найти у себя ни одного красного перышка.

Птичка полетела обратно к Господу.

Господь сидел, милостивый и кроткий, и из рук его вылетали бабочки и порхали вокруг его головы; голуби ворковали у него на плечах, а у ног его распускались розы, лилии и маргаритки.

У маленькой пташки сильно билось от страха сердечко, но, описывая в воздухе легкие круги, она все - таки подлетала все ближе и ближе к Господу и, наконец, опустилась на его руку.

Тогда Господь спросил, зачем она вернулась.

- Я только хотела спросить у тебя об одной вещи, - сказала птичка.

- Что же ты хочешь знать? - сказал Господь.

- Почему я должна называться Красношейкой, когда я вся серая от клюва и до кончика хвоста? Почему мое имя Красношейка, когда у меня нет ни одного красного перышка?

Птичка умоляюще взглянула на Господа своими черными глазками и затем повернула головку. Она увидела вокруг себя фазанов, совсем красных, покрытых золотистым налетом, попугаев с пышными красными ожерельями, петухов с красными гребешками, не говоря уже о бабочках, золотых рыбках и розах. И она подумала, как мало нужно, всего лишь одну капельку краски на ее шейку, чтоб она сделалась красивой птичкой и по праву носила свое имя.

- Почему я называюсь Красношейкой, если я вся серая? - снова спросила она, ожидая, что Господь ей скажет: "Ах, дорогая. Я забыл окрасить перышки на твоей шейке в красный цвет. Подожди минутку, сейчас я это исправлю."

Но Господь только тихо улыбнулся и сказал:

- Я назвал тебя Красношейкой, и ты всегда будешь носить это имя. Но ты сама должна заслужить красные перышки на своей шейке.

И Господь поднял руку и снова пустил птичку летать по белому свету.

Красношейка полетела по раю, глубоко задумавшись. Что может сделать такая маленькая птичка, как она, чтобы добыть себе красные перышки?

Она могла придумать только одно - свить себе гнездо в кусте шиповника. Она поселилась среди шипов, в самой середине куста. Она, казалось, надеялась, что лепесток цветка пристанет к ее горлышку и передаст ему свой цвет.

Бесконечное множество лет протекло с того дня, который был самым счастливым днем вселенной.

Давно уже животные и люди покинули рай и разошлись по всей земле. Люди научились возделывать землю и плавать по морям; делать себе одежду и украшения, строить величественные храмы и огромные города, как Фивы, Рим, Иерусалим.

И вот наступил другой день, которому тоже было суждено на долгие времена оставить память о себе в истории человечества. Утром этого дня Красношейка сидела на невысоком холмике за стенами Иерусалима и пела своим птенчикам, сидевшим в гнездышке в самой середине куста диких роз.

Красношейка рассказывала своим детям о чудесном дне творения и о том, как Господь давал всем имена. Эту историю рассказывала своим птенцам каждая Красношейка, начиная с самой первой, которая слышала слово Божие и вылетела из его руки.

- И вот видите, - печально закончила она, - столько прошло лет с того дня, столько распустилось роз, столько птенчиков вылупилось из яиц, что никто не мог бы сосчитать их, а Красношейка так и осталась маленькой серенькой птичкой. Все еще не удалось ей заслужить себе красные перышки.

Малютки широко раскрыли свои клювы и спросили, неужели их предки не старались совершить какой - нибудь подвиг, чтобы добыть эти бесценные красные перышки.

- Мы все делали, что могли, - сказала мать,

- но все терпели неудачу. Самая первая Красношейка встретила однажды другую птичку, такую же, как она, и полюбила ее так сильно, что почувствовала огонь в своей груди. "Ах, - подумала она, - теперь я понимаю: Господу угодно, чтоб я полюбила горячо - горячо, и тогда пламя любви, живущей в моем сердце, окрасит мне перья в красный цвет." Но она осталась без красных перышек, как и все другие после нее, как останетесь без них и вы.

Птенчики грустно защебетали, они начали уже горевать, что красным перышкам не суждено украсить их шеек и пушистых грудок.

- Мы надеялись и на то, что наше пение окрасит наши перышки, - продолжала мать - Красношейка. - Уже самая первая Красношейка пела так, что грудь у нее трепетала от вдохновения и восторга, и в ней опять родилась надежда. "Ах, - думала она, - огонь и пылкость, с которыми я пою и которые живут в моей душе - вот что окрасит в красный цвет мою грудь и шейку". Но она тоже ошиблась как и все другие после нее и как суждено ошибаться и вам.

Снова послышался печальный писк из полуголых горлышек птенцов.

- Мы надеялись также на наше мужество и храбрость, - продолжала птичка. - Уже самая первая Красношейка храбро сражалась с другими птицами, и грудь ее пламенела воинской отвагой. "Ах, - думала она, - мои перышки окрасит в красный цвет жажда битвы и победы, пламенеющая в моем сердце." Но ее постигло разочарование, как и всех других после нее и как будете разочарованы и вы.

Птенчики отважно щебетали, что они тоже попытаются добиться красных перышек, но мать с грустью отвечала им, что это невозможно. На что могут они надеяться, когда стольким замечательным предкам не удалось достигнуть цели? Что еще могут они сделать - ведь оказывается недостаточно любить, петь и сражаться? Что могут они еще ...

Птичка остановилась на полуслове, потому что из ворот Иерусалима вышла многолюдная процессия, направлявшаяся к холму, где было гнездышко Красношейки.

Тут были всадники на гордых конях, воины с длинными копьями, палачи с гвоздями и молотками; тут важно шествовали священники и судьи, шли горько плачущие женщины и множество отвратительно завывающих уличных бродяг.

Маленькая серая птичка сидела, дрожа всем телом, на краю своего гнезда. Она боялась, что толпа растопчет куст шиповника и уничтожит ее птенчиков.

- Берегитесь, - говорила она беззащитным малюткам. - Прижмитесь друг к другу и не шевелитесь! Вот прямо на нас идет лошадь! Вот приближается воин в подбитых железом сандалиях! Вот вся эта дикая толпа несется на нас!

Но вдруг птичка умолкла и притихла. Она словно забыла об опасности, которая угрожала ей и ее птенцам.

Внезапно она слетела вниз, в гнездо и прикрыла птенцов крыльями.

- Нет, это слишком ужасно, - сказала она, - Я не хочу, чтобы вы это видели. Они будут распинать трех разбойников.

И она раскрыла крылья, так что птенцы ничего не могли видеть. Они только слышали гулкие удары молотков, жалобные вопли казнимых и дикие крики народа.

Красношейка следила за всем происходившим, и глазки ее расширялись от ужаса. Она не могла оторвать взгляда от трех несчастных.

- До чего жестоки люди! - подумала она - Мало того, что они пригвоздили этих страдальцев к кресту, одному из них они надели на голову венец из колючего терна.

- Я вижу, что терновые иглы изранили ему лоб, и по нему течет кровь, - продолжала птичка. - А между тем этот человек так прекрасен, взор его так кроток, что его нельзя не любить. Точно стрела пронзает мне сердце, когда я смотрю на его мучения.

Маленькая птица все сильнее и сильнее жалела распятого в терновом венце. "Была бы я орлом, моим братом, - думала она, - я вырвала бы гвозди из рук этого страдальца и своими крепкими когтями отогнала бы прочь его мучителей."

Красношейка видела, как капает кровь с лица распятого, и не могла больше усидеть в своем гнезде.

- Хотя я и мала, и слаба, я должна что - нибудь сделать для этого несчастного мученика, - подумала она. И она выпорхнула из гнезда и взлетела вверх, описывая в воздухе широкие круги над головой распятого.

Она кружилась некоторое время над ним, не решаясь подлететь ближе, - ведь она была робкая маленькая птичка, никогда не приближавшаяся к человеку. Но мало - помалу она набралась храбрости, подлетела прямо к страдальцу и вырвала клювом один из шипов, вонзившихся в его чело.

В это время на ее шейку упала капля крови распятого. Она быстро растеклась и окрасила собой все нежные перышки на шейке и грудке птички.

Распятый открыл глаза и шепнул Красношейке: "В награду за свое милосердие ты получила то, о чем мечтало твое племя с самого дня сотворения мира".

Как только птичка вернулась в свое гнездо, птенчики закричали:

- У тебя шейка красная, и перышки на твоей груди краснее розы!

- Это только капля крови с чела бедного страдальца, - сказала птичка. - Она исчезнет, как только я выкупаюсь в ручье.

Но сколько ни купалась птичка, красный цвет не исчезал с ее шейки, а когда ее птенчики выросли, красный, как кровь, цвет засверкал и на их перышках, как сверкает он и поныне на горлышке и грудке всякой Красношейки.